Писатель Василий Шукшин как-то сказал, что каждый может написать книгу, но только одну – о своей жизни.
Воспоминания ныне покойной Амалии Григорян свидетельство этому. О войне написано много. Но в условиях межчеловеческой бойни незаметна борьба женщины за жизнь детей. Поэтому особую ценность представляют воспоминания Амалии Григорян. Материал предложил газете «Миасин» внук автора минчанин Михаил Григорян.
Редакция сократила оригинал, «разбила» его на подзаголовки.
Семья
Родилась я в трудовой семье. Папа работал бухгалтером на Алавердских медных рудниках, мама с пятью детьми (два сына и три дочери) жили у моей бабушки. В 1917-м отец заболел туберкулезом – умер через год. Вскоре умер и мой младший брат. Старшему брату Гургену было 10 лет. А мне – восемь. Младшим сестрам Анатолии было 6, а Наталии – 4 года.
Когда в 1920 году турки заняли наше село, большинство жителей, а вместе с ними и мы, вынуждены были бежать. Брат, который учился в техникуме в Ленинакане, забрал меня и определил на частные курсы кройки и шитья.
Христофор
В 1929 году меня выдали замуж за односельчанина Христофора Варажьяна. Муж взял фамилию моего деда Григора, стал Григоряном. Он закончил сельско- хозяйственный техникум, отслужил в армии. Устроился агрономом во Фролово Сталинградской области. Так я оказалась в России.
Новые соседи, новые люди – незнание языка мешало. Приходилось записывать армянскими буквами слова, чтобы у Христофора узнать их значение. Стала читать газеты, детские книги. Не забывала и о шитье. В 1933 году родила Витю. Жаль, но от менингита он умер. Через два года появился на свет Лева, а через два года Нелли.
Мои университеты
За год до начала войны я поступила в школу. Чтобы присмотреть за детьми, наняли одинокую женщину Пелагею Мироновну (дети ее называли «бабушка Ми- роновна»). Ее заботливость давала мне возможность спокойно заниматься. Приходилось, вернув шись из школы, сидеть допоздна над письменными заданиями, а днем параллельно с домашней работой готовиться к устным урокам.
Учителя признали меня первой ученицей. Однажды, придя в школу после зимних каникул, я услышала: «Вы видели на Красной доске фамилию Григорян Амалии?» Смотрю: там красуется моя фамилия. Прочла, обрадовалась. А тут еще соседский мальчик принес районную газету и сказал, что в ней написано обо мне. Как выяснилось, директор нашей школы напи сал статью и в качестве примера привел меня, нерусскую, но ставшую отличницей.
Война
Мы проводили время непринужден- но, довольствовались малыми и большими радостями до утра 22 июня 1941 года. Пришла соседка: «Амалия Аркадьевна, послушайте, что пе редает радио!». Стальной голос сообщал, что немцы напали на нашу страну. В тот же день получили повестки те, кто должен был идти на фронт. В их числе – Христофор. Остаться во Фролово или уехать в Армению? Старший брат мужа Васак звал в Ленинакан. Христо фор не советовал ехать, писал, чтобы я осталась на месте. Я была беременна. В том же, 1941-м, родился Юра. А дома на попечении соседей и друзей, в первую очередь, бабушки Мироновны, оставались 7-летний Лева и 5-летняя Нелли.
Радио приносило печальные вести: враг взял Смоленск, продвигается вглубь страны. Из письма Христофора узнала, что он в Москве, и неизвестно, куда его направят. Кончилось топливо, было холодно. Написала письмо в Сталинград депутату Верховного Совета СССР Зименкову. Через 3 дня дрова привезли.
Бомбежка
С фронта привозили раненых. Школы превратились в госпитали. Мы несли из дома вещи, ковры, чтобы обставить палаты. Дома штопали солдатское белье. Письма от Христофора приходили с опозданием. Он писал с передовой, а то и из госпиталя. Интересовался, как живу, уверял, что враг будет разбит, скоро мы победим…
Родственники звали в Армению. Но, чтобы поехать туда, необходимо было получить разрешение. Я написала Васаку, чтобы он прислал вызов.
Как-то, выйдя из дома, увидела на улице военных. Вижу смуглый парень внимательно смотрит на меня. Спросила: «Нет ли среди вас армян?» Солдат позвал: «Вараздат! Гарегин! Мигран!..», – шесть парней подошли ко мне. Один обнял Леву, прижал к груди, поцеловал, сказал, что мой мальчишка похож на его сына.
Немцы бомбили города Сталинградской области. 22 июля 1942 года налетели и на Фролово. Лева и Нелли, услышав сирену, прибежали ко мне. Вынесла из дому больного Юру. В небольшой яме, возле акации, уложила детей, а сама, как птица, распростерла руки, укрывая их от осколков. Неподалеку взорвалась бом- ба. От осколков, камней, досок одежда на мне порвалась. Лева, подняв голову, спросил: «Мамочка, ты жива? Посмотри, я не ранен?». Куда-то поделась бабушка Мироновна. Во время бомбежки она была очень напугана, все время стояла на коленях, крестилась и молилась, прося спасения. А потом исчезла…
В дороге
Я еще раз обратилась в горсовет с просьбой помочь вывезти детей подальше от линии фронта. Мне отказали: все машины были заняты. Оборвалась и эта надежда. Тогда я решила любыми средствами, хотя бы через Среднюю Азию, добраться до Армении.
Надо было ехать через Саратов. Всякий раз, когда немцы бомбили, наш грузовик оста навливался. А мне надо было спустить на землю Леву и Нелли, сказать им, чтобы бежали подальше от машины, пока я вылезу из кузова с Юрой. Дети плакали, но ждали меня. И все это под режущий мозг пронзительный звук падающих бомб.
Саратов
Мы в Саратове. Во дворе дома № 2 на улице Железнодорожной холодно и грязно. Вечерело. Среди детей, ко торые ехали с нами, самые маленькие были у меня. Пошла по до мам просить о ночлеге. Все по каким-либо причинам отказывали. Провели ночь под открытым небом, хотя осень была морозная и сырая.
Утром пошла за хлебными карточками. Везде огромные очереди. Пока исходила пешком и изъездила город, чтобы добыть все необ ходимое, стемнело. Туфли сдавливали ноги, но я не обращала на это внимание, так как сильно беспокоилась за детей. Нашла улицу, а дом не могу найти. Натертые ноги подкашивались. Сняла туфли, и в одних чулках снова обошла улицу в поисках дома № 2. Страх охватил меня. Позже выяснилось, что параллельно проходили две Железнодорож- ные улицы – 1-я и 2-я. Дети терпеливо ждали меня. Нелли держала руку на чемодане, на нее уложила головку Юры, и не двигалась, боясь разбудить братика. Лева сторожил вещи.
На другой день мы должны были выехать в город Чимбай, в Каракалпакию. Но только через 8 дней я достала на поезд билеты. Часть вещей, в основном теплую одежду, отправила багажом. Остальное, в том числе швейную машинку, которая могла всегда нас прокормить, взяла с собой.
От моря Аральского до Чимбая
Одна из спутниц предостерегла: до Аральска купить что-либо из продуктов сложно. Базар находился далеко от вокзала. Молока там купила, но, пока разменивала деньги, прошло много времени. Не успела добежать до вагона, как поезд тронулся. К счастью, на ступеньке предпоследнего мне помог пассажир, который протянул руку. Попутчица сказала: «Когда поезд тронулся, мы подумали, что вы остались на станции. Дочь заплакала, а этот мальчик (указала на Леву) – молодец, успокоил сестру».
На полу, на полках и под ними лежали пассажиры. Кругом грязь, спертый воздух. Придерживая Нелли, пошарила ногой под скамьей, выискивая свободное место. Найдя его, укутала Юру жакеткой и положила под скамью, расставив ноги по обе стороны его головы, чтобы никто случайно не задел. Нелли взяла на руки, и, перекладывая ее с руки на руку, про- вела всю ночь.
Уставшие и сонные доехали до Аральска. Увидели впервые длинный ряд песчаных холмов. Дети до колен проваливались в них. Я с ребенком и корзиной еле шла. Тележка с вещами всякий раз застревала в песке. Подошли к морю. Лева спросил:
– Теперь на пароходе поплывем?
– Да, от Аральска до Чимбая.
В Чимбае нашла так называемый интернат, где жили эвакуированные. Комната грязная, служила свалкой мусора, ненужных вещей, там же хранили дрова. На третий день заболела Нелли. Бредила, говорила о море, дороге и вдруг начинала плакать, кричать, что, мол, Юра упал в воду. Тиф. Меня успокоили.
– Вы с Нелли идите в больницу, а Леву и Юру возьмем к себе. Я не могла долго быть в больнице. Пошла на хитрость: шла через кухню, оставляла там халат, и черным ходом выходила в город.
Как-то смотрю: Лева молчит, щеки го рят. Оказалось, что и он заболел. Его кровать поставили в неллиной палате в отгороженном простыней углу.
К морю Каспийскому
Мы простились с Чимбаем в октябре 1943 года. Наша дорога – в Нукус, а потом в Ходжейли. Выдали новый пропуск, но только до Чарджоу. Оттуда я снова попросила ленинаканских родственников прислать вызов. От Чарджоу плыли по АмуДарье. Потом по железной дороге должны были ехать до Красноводска, затем по Каспийскому морю – в Баку, далее – в Тбилиси, и, наконец, в Ленинакан…
Отчалили. Но вскоре объявили, что пароход должен вернуться. Второй доплыл до Ургенча. Здесь опять объявили, что нужно пересесть на катер: воды в реке мало. На пристани прожили 15 дней – катер не появлялся.
В Красноводск так и не попали. Сказали, что получен приказ прекратить перевозку людей через Каспий до тех пор, пока не будут переброшены боеприпасы.
Назад, по пройденному пути…
До Сталинграда ехали с пересадкой. В Чкалове (ны не Оренбург), лежал снег, покрытый копотью. На третий день пришел поезд. Связала чемодан и мешок, перекинула их через плечо, взяла в одну руку корзину с продуктами, в другую – большой узел, и, вместе с Левой, у которого на руках тоже были вещи, смешалась с толпой. Нелли и Юра шли рядом. Удалось втолкнуть в вагон Леву. Давили, но мы не могли продвинуться вперед. Боялась, что в темноте задавят детей. И вдруг, поезд тронулся… Леву нашла через два дня на станции «Елецкая Защита» – милиция с поезда ссадила. Через несколько дней мы были во Фролово. Света нет, грязь, темнота. Не видно было даже, куда ногу ставить…
Домой…
Поезд «Москва – Тбилиси» шел через Фролово ночью. Никто не сходил, и не садился. Но мы влезть в вагон умудрились. В Ленинакане я была 12 лет назад. Представила, как родственники ждут нас. За время скитаний мы обеднели.
Днем и ночью я шила, чтобы поддержать наше существование. Христофор в битве за Яссы потерял глаз, его ранили в ногу, не работала челюсть. Грудь его украшали ордена Красного Знамени, Красной Звезды, два ордена Отечественной войны, медали…
***
Война уже много лет как закончилась, но в моей памяти она оставила неизгладимый след. Изложенное – лишь доля пережитого…
Вместо эпилога
Амалия Арташесовна Григорян умерла в 2001 году. Ей было 92 года. Ее муж, Христофор Аршакович Григорян, скончался в 1986 году. Оставшиеся в его теле осколки войны дали о себе знать…
